Весь город представлял собой невероятный гибрид имперской технологии, привитой на изъеденную временем призрачную кость эльдаров. Когда дело касалось Невозможного города, благоговение Ра давно сменилось холодным расчётом и проблемами логистики.
И там располагался Шпиль бога, где среди тумана проглядывал силуэт золотой “Грозовой птицы”, которая, покачиваясь, заходила на посадку. Три орнитоптера Механикум с пропеллерами колыхались по медленной дуге над приземлявшимся десантно-штурмовым кораблём. К счастью флаеры “Колоборинкос” не было слышно на таком расстоянии. Вблизи хлопающие крылья и вращавшиеся винты машин испускали свирепый рёв.
Едва ли достигая четверти высоты Шпиля бога, и всё же оставаясь возвышавшимся над рядами войск Механикум колоссом, стоял “Потомок Бдительного Света”. Недавно вернувшийся из одного из самых широких и высоких туннелей “Владыка войны” был облеплен аварийными бригадами и ремонтными сервиторами, которые кишели на пластинах брони, как муравьи на трупе.
– Вас что-то беспокоит? – спросил Ра Сестру-командующую. – Не могу понять по вашему лицу.
Дженеция Кроле ответила несколькими жестами для девочки, которая сказала вслух. – Вы слушали сообщения о проходе HG-245-12-12?
Ра кивнул, он не забывал обращать внимание на фоновый шум приглушённых вокс-сообщений, привлекавших его внимание и шептавших о ходе войны. Бойцы сражались на баррикадах, гибли, контратаковали. Бесконечный цикл. Он почти заглушил их, пока тренировался и размышлял о воле Императора, но всё же сразу понял, о чём говорила Сестра-командующая.
– Я уже просила, чтобы Механикум послали один из патрулей касты Уридия, – уточнила Мельпомена. – Они менее эффективны, после гибели аднектор-примуса Менделя, но заверили меня, что это будет сделано. Теперь вы говорите, что сам Император чувствует приближение этого существа. Протектора и его военных машин может оказаться недостаточно. Что может быть таким сильным в одиночку, что его чувствует Император? Что там может быть?
– Целый миллион всего чего угодно, – ответил Ра, – каждое новое невероятнее предыдущего.
Дженеция Кроле жестикулировала ответ медленно и предельно ясно. – Это, – произнесла Мельпомена, – что-то другое. – Она поколебалась почти до неловкости, и снова исполнила серию жестов. – Могу я спросить, в какой форме Император передал сообщение?
Ра неожиданно обнаружил, что увиденный им чистый и древний мир трудно описать обычными словами. Дженеция заметила его сомнения, и её взгляд стал заинтригованным.
– Он показал мне Своё детство, – признался кустодий, – и рассказал мне о моменте, когда впервые понял, что человечеству нужны правители.
Это было в некотором смысле приятно увидеть подлинное изумление на лице Сестры-командующей Дженеции Кроле, Бездушной королевы Империума. От того, что Ра видел это, чувство неловкости стало только сильнее. Её руки замерли в воздухе перед нагрудником, прежде чем исполнить новую последовательность плавных жестов.
– Своё детство? – спросила девочка. – Пожалуйста, точнее, кустодий.
Ра почувствовал холод от суровой жёсткости Кроле. – Я видел Терру. Точнее, пожалуй, я видел Старую Землю.
– Ни Кадай, ни Ясарик никогда не говорили о подобном видении. Будущее, настоящее, недалёкое прошлое, да. Всё это. Никогда отражение Старой Земли.
– Я видел то, что видел.
– И всё же почему Он показал вам это? – спросила девочка, её нейтральный тон не передавал ничего из безмолвного изумления Дженеции.
– Вы спрашиваете камень, почему дует ветер, командующая. Я не знаю.
– Мне нужно подумать об этом. Спасибо, кустодий. – Сестра-командующая щёлкнула пальцами, позвав девочку, и вежливо кивнула Ра на прощание.
Он не ответил тем же. Он склонял голову и становился на колени только перед одним человеком. И всё же он вернул усталую улыбку Мельпомене, подражая приятному обезоруживающему выражению.
Впервые Мельпомена заговорила без знаков своей госпожи. – Вы выглядите чудовищем, когда пытаетесь показаться человеком, – произнесла маленькая девочка.
Ра продолжал улыбаться. – Как и ты, бездушная.
Диоклетиан Корос стоял на стене крепости, которой не должно было существовать, омываемый сиянием нежеланного солнечного света. Хотя первый настоящий свет, упавший на его кожу за последние пять лет, должен был стать благословением, он оказался болезненно ярким. Глаза кустодия слишком привыкли обходиться без солнца и неба в сумеречном мире под Дворцом.
Усталость окутывала его, словно плащ, притупляя чувства и поселяясь в руках и ногах. Аура истощения сжигала его. Сражение пока закончилось и всё же оно выматывало. Эта слабость стала для него неожиданностью. Он понял, что ненавидит её.
Здесь на высоких стенах Диоклетиан едва узнавал то, что его окружало. Плавные изящные шпили башен Эннара Дворца исчезли, их заменил серый бастион из камнебетона и пластали. Минареты, некогда столь прекрасные, что паломники, при виде их теряли дар речи, перекроили в грозные бронированные орудийные башни с рядами нацеленных в небо турелей и лазерных батарей. Казавшиеся на таком расстоянии крошечными муравьями ремонтные бригады сервиторов неустанно работали под руководством техножрецов в мантиях.
Это была правда, увиденная во Дворце, размером с город. Стены превратились в бастионы, башни стали укреплениями и что раньше олицетворяло собой великолепнейший памятник человеческой изобретательности, теперь стало монументом способности расы к предательству.